|
Нет слов для ада
В Доме кино показали – на специальном сеансе для ветеранов – новый неигровой фильм «Блокада» Сергея Лозницы.
Это 50-минутный монтаж хроники из «золотого запаса» Ленинградской студии документальных фильмов и нескольких фрагментов из старых неигровых картин, посвященных блокаде. Имена всех фронтовых кинооператоров, снимавших тогда в городе, указаны в финальных титрах. Есть там и такая строчка: «Работа с архивом -- Сергей Гельвер».
Сергей Гельвер «сидит» на студийной фильмотеке, знает ее содержимое наизусть и помогает всем режиссерам страны. Без него, определенно, мы не увидели бы теперь такое количество абсолютно новых для обычного зрителя кадров блокады, что просто диву даешься.
Без подвига операторов и труда архивариуса картина бы не состоялась. Но все же автор любого фильма – режиссер. Сергей Лозница приверженец ярко выраженной формы в кино. Настолько яркой и рассчитанной, что она иной раз не оставляет место для непосредственной эмоции. Иногда эта форма даже не дает осуществиться гармонии всего произведения.
Поэтому, признаюсь, я опасалась, что в «Блокаде» тема и смысл как-то задекорируются формалистом Лозницей.
Но этого не случилось. С одной стороны, горестно вздыхаешь с первых минут – окопы и зенитки на Марсовом поле, возле них артиллеристы, потом команды людей управляются (несут? ведут? транспортируют?) с огромными баллонами аэростатов на веревках – и вот одна надувная рыбина отпущена в небо… Солнечные осенние дни, и еще далеко, довольно далеко до трупов на снегу и легендарных саночек, -- а уже тяжело, ибо знаешь, что там дальше будет.
С другой стороны, режиссер очень деликатно для себя, даже скромно, организовал отобранную хронику. Просто смонтировал ее предсказуемо «по нарастающей» и поэпизодно (пожары – к пожарам, бомбежки – к разборке завалов, заготовка дров – добыча воды), дважды закольцевав: второй раз Марсово поле появляется уже в момент салюта-счастья (еще одно кольцо связано с пленными немцами, о чем чуть позже). А кроме того, Лозница отказался от всякого речевого комментария, но попытался увеличить, так сказать, объем старого изображения максимально синхронизированными шумами. Это обычный сейчас прием работы со старой немой хроникой: едет трамвай – мы слышим звонок трамвая, идет человек в валенках по снегу – вот их скрип, летят из разбомбленных домов доски – вот шум… И только мертвецы лежат беззвучно, что кажется даже странным среди этой звуковой насыщенности. Вопль застыл тогда. Что мы умом понимаем, а ведь все равно неестественно это.
В организованной простоте за чем вдруг начинаешь следить и что высматривать? Очень остро желание сообразить, какое место родного города видишь. И еще. После того, как уже в середине картины один мужчина вдруг страшно улыбается в камеру, -- вдруг замечаешь, что ты прежде не замечал на экране людских глаз. Будто человек с киноаппаратом был невидимкой или же самой обыденной деталью уличного пейзажа – прохожие шли мимо и не глядели? Да нет, многие глядели. Но фокус в том, что настоящие крупные планы позволили себе операторы лишь в момент радости салюта в честь снятия блокады. Или Лозница так устроил, что они, операторы, словно перестали стесняться? А до того – средние и общие планы, замотанные фигуры, спины, силуэты… и, конечно, те, кому уже закрыли лицо.
Лица мертвых страшно обнажатся в страшном рву, куда их сбрасывают на глазах наших для общего захоронения. И где совсем не античный Харон и совсем не философствующий, как у Шекспира, Могильщик, а просто Некто, завтрашний труп, каким-то ужасным багром выравнивает тела своих и наших земляков, чтобы ровнее лежали. Отверстые глазницы, кричащий безмолвно рот.
Эти кадры, конечно же, понятны без слов. Но что означает группа мужчин без явных опознавательных примет, которую конвоируют в начале фильма с Малой Садовой на Невский при все увеличивающейся толпе вокруг? Вероятно, это пленные немцы, но откуда они ранней осенью? Вопрос без ответа. «Не дают ответа» и кадры публичного повешения немцев 5 января 1946 года на площади Калинина перед кинотеатром «Гигант». Зрители «пережившего» поколения знают, что в петлях болтаются фашисты. Более молодые недоумевают – может, это враги народа? А может, действительно -- предатели?
И уж совсем не могу себе представить реакцию того иностранца, который вовсе ничего не знает о блокаде Ленинграда. Не о фестивальной публике речь – а Лозница любимец разных международных фестивалей, и буквально сейчас он с этой своей новой работой в Роттердаме, -- сия публика подготовлена, у нее есть каталог и много иных носителей информации. Говорю про обычного телезрителя (подобные картины покупают синематеки и телеканалы), который однажды узрит на экране, как два человеческих кокона (так закутаны) тащат на санках угловатый гроб на фоне величественного собора, все удаляясь, удаляясь от нас и застывая в стоп-кадре, -- и сможет ли сказать, что видел не эпос?
07.02.2006
|
